К моему удивлению, после окончания академии я был назначен на должность
помощника начальника химической службы 43-й стрелковой дивизии,
дислоцировавшейся в Великих Луках. В РУ РККА мне сказали, что это временное
явление и что я должен ехать к месту службы, оставив жену в Москве.
Вероятнее всего принятое решение было связано с
1
Оскар Ансович Стигга (1894—1938) — ответственный сотрудник военной разведки с 1922
года. Нелегальный резидент в Германии (1930—1935), начальник 3-го (военной техники) (1935—
1937) и 1-го (западного) (1937) отделов Разведупра РККА. Комдив (1936). Репрессирован в ноябре
1937. Расстрелян. Реабилитирован в 1956 году. (Прим. ред.)
2
X а р а л ь д Т ы н и с о в и ч Т у м м е л ь т а у (1899— 1938) — ответственный сотрудник
военной разведки с 1922 года. Военный атташе в Италии (1932—1934). заместитель начальника 3-
го (военной техники) отдела Разведупра РККА (1936—1937). Комбриг (1936). Репрессирован в
декабре 1937. Расстрелян. Реабилитирован в 1956 году. (Прим. ред.)
6
моей проверкой и с тем, что в этот период времени не было стабильности в самом
РУ. Последовательно репрессировались его начальники комкоры Я. К. Берзин, С.
П. Урицкий, А. М. Никонов (в последующем С. Г. Гендин, А. Г. Орлов и И. И.
Проскуров), а также липа, предлагавшие нам службу в разведке. Получилось так,
что с этими «врагами народа» мы были косвенно связаны.
Я уже стал забывать о встречах и беседах со Стиггой и Туммельтау (позже
стало известно — они были расстреляны), как весной 1938 года состоялся приказ
о назначении меня и К. Л. Ефремова
3
состоящими в распоряжении РУ РККА, хотя
несколькими днями позже, приказом НКО, я был зачислен в адъюнктуру ВХА.
Однако моя научная «карьера» не состоялась, и я приступил к службе в военной
разведке, которая затянулась на треть столетия.
К середине 1938 года в РУ РККА, как уже отмечалось, произошли большие
перемены. Командование управления, руководители отделов, многие
оперативные работники были отстранены от должностей и репрессированы.
Большинство этих опытных разведчиков отлично знали свое дело, владели
иностранными языками, многие из них неоднократно выезжали нелегально за
рубеж. Это были чуткие и требовательные люди, пользовавшиеся большим
авторитетом и уважением. И вдруг их обвинили в измене, арестовали, многих
уничтожили. Репрессировали и агентов, которыми они руководили. Почти вся
разведывательная сеть за рубежом была ликвидирована. Сохранившиесяагенты и разведчики находились под подозрением. Поступавшей ценной
информации от таких, как Р. Зорге, патриотов-разведчиков не верили. Данные о
подготовке Германии к войне с нами рассматривались как дезинформация.
Кадры РУ формировались как бы заново. На руководящие должности
приходили новые, в большинстве своем хорошо образованные и преданные
нашему делу командиры. Но многие из них не были подготовлены в специальном
отношении. У оставшихся руководителей разведки не было уверенности в том,
что завтра они не будут арестованы как враги народа, а это подавляло их
инициативу, вело к перестраховке, они ограждали себя всевозможными визами и
резолюциями, исходящими от руководителей НКО и т. д. Особенно
непримиримым показал себя начальник политотдела РУ (позднее начальник РУ)
И. И. Ильичев. Всех старых сотрудников разведки он рассматривал как
потенциальных врагов народа, а агентурную сеть, созданную ими, — как
враждебную, подлежащую уничтожению.
В конце тридцатых годов происходила замена и среднего звена оперативных
работников разведки. Это были молодые неопытные командиры, выпускники
различных академий, не имевшие ни разведывательной подготовки, ни
оперативного опыта работы. Так, в 4-м отделе
4
военно-технической разведки, где
нам с Ефремовым предстояло проходить службу, начальником был А. А.
Коновалов, окончивший ВХА двумя годами раньше нас. Начальниками отделений
были: бронетанковой техники — выпускник Бронетанковой
4
Бывший 3-й (военной техники) отдел стал 4-м в августе 1940 г. (Прим. ред.)
8
академии М. Ф. Ленгник, артиллерийского — А. Д. Зубанов, авиационного — П.
П. Мелкишев, связи — В. И. Артемкин, военно-химического — А. X. Вахитов и т.
д. Все они были хорошо подготовленными в инженерном отношении,
старательными, инициативными, исполнительными, но, как уже отмечалось, не
имевшими разведывательной подготовки командирами.
В ту пору в РУ среди оперативных работников еще много было евреев
(некоторые из них носили русские фамилии): Л. С. Эпштейн, С. И. Бумштейн, М.
А. Мильштейн, Н. С. Соркин, 3. М. Гутин, М. С. Герценштейн, М. И. Полякова и
другие. Следует отметить, что все они имели хорошую разведывательную
подготовку, практический опыт работы в разведке, владели иностранными
языками, часто выезжали с заданиями за рубеж и для нас, новичков, казались
асами разведки. Многие из них успешно работали в РУ до окончания Великой
Отечественной войны.
Вскоре меня и Ефремова направили на годичные разведывательные курсы, в
так называемую Центральную школу подготовки командиров штаба (ЦШПКШ).
Учебные группы курсов в целях конспирации размешались на «точках» за
пределами Москвы. Группы не были связаны между собой и базировались на
автономные хозяйства. Слушатели ЦШПКШ готовились как для работы в
официальных загранаппаратах, так и для нелегальной деятельности.
«Точка» в Малаховке, где учился я, находилась в огороженном высоким
дощатым забором особняке. Здесь были учебные классы и кабинеты,
лаборатории, спортплощадка, пищеблок на полтора десятка человек и даже свое
подсобное хозяйство.
Учебным отделением командовал полковник Его-
9
ров — старый кавалерист, не имевший понятия об агентурной разведке и
изучавший этот предмет вместе с нами.