По замыслу руководства, наши разведчики знали только свои пункты
назначения и, хотя обучались вместе, рабочих фамилий и имен, под которыми им
предстояло работать, друг другу не открывали. На практике эти нормы иногда
нарушались, что приводило нередко к тяжелым последствиям. Совместная
подготовка разведчиков при массовом наборе была неизбежным злом, чреватым
расконспирацией отдельных групп, при возможных провалах. Анекдотично, но
факт. На Брянском фронте для экипировки разведчицы получили партию красных
трикотажных предметов женского туалета. Немцам удалось схватить двух
разведчиц, одетых в этот трикотаж, после чего в ряде городов проводились
облавы, во время которых всех женщин, имевших красные трусы, забирали в
гестапо.
В первую командировку, приказом начальника 2-го отделения 7-го отдела РУ
майора Шерстнева Николая Васильевича, мне надлежало 12 августа выехать на
грузовой автомашине с разведчиками и радистами для создания в городах Гомель и Брянск разведывательных групп,
имеющих целью вскрывать переброску войск противника через эти пункты, в том
случае, если они будут остановлены нашими войсками, а сомнений в этом не
было, т. к. бои шли уже на подступах к этим городам. Нужно было спешить. Все
шоссейные дороги в западном направлении были забиты автомобильным и
гужевым транспортом. К фронту перебрасывались незначительные подкрепления,
а на восток катил неудержимый поток беженцев, перегонявших своим ходом скот,
везущих на телегах детей, плетущихся пешком, измученных, голодных, с
воспаленными от бессонницы глазами. Многие из них растеряли в результате
непрерывных налетов немецкой авиации своих близких, у многих эти близкие
были убиты на глазах. Шли автомашины с ранеными, которые ничего
утешительного о положении на фронтах сказать не могли. И над всем этим
хаосом в воздухе непрерывно висели немецкие самолеты, которые безнаказанно
бомбили толпы беженцев, расстреливали из пулеметов автомашины с ранеными,
гонялись за бежавшими по полям и дорогам обезумевшими от ужаса людьми.
Картины смерти и разрушения в эту благодатную пору года, когда все плоды
человеческого труда в поле ожидали уборки, как-то не укладывались в сознании.
Казалось, что это какой-то дурной сон и нужно скорее проснуться. Но вой
самолетов, взрывы, трупы на месте только что ушедшей вперед группы людей,
стоны раненых возвращали к действительности.
В Гомель мы прибыли ночью 13.08 без потерь. Но все виденное
воздействовало на моих спутников, да и на меня самого, как предметный урок ненависти к немцам. Мы впервые увидели
весь ужас войны, и перед нами вновь вставал вопрос: «Кто дал право врагу
распоряжаться нашими жизнями?» «Что ему нужно в нашей стране?» Закипала
дикая злоба к захватчикам, желание беспощадно мстить за погибших
соотечественников.
Город практически к обороне подготовлен не был. Немцы продвигались так
стремительно, что западнее Гомеля мы успели только вырыть обычные окопы. В
городе, подвергавшемся непрерывной бомбежке, а с 14.08 и прямому артобстрелу,
из органов власти практически никого не осталось, и оформить хотя бы задним
числом моих людей на работу, подобрать надежных помощников из числа
проверенных местных жителей уже было нельзя. Не успевшая или не желавшая
бежать часть гражданского населения, уже никем не управляемая, в ужасе
ожидала прихода немцев, прячась в подвалах и щелях. Часть предприимчивыхмолодчиков тащила из магазинов и складов продовольствие, промтовары. В
пылающем, стонущем от взрывов городе на них никто не обращал внимания, да и
не было нужды. Спасти это имущество все равно было нельзя. Так или иначе, оно
досталось бы врагу.
Все мои попытки найти представителей органов НКВД, чтобы
воспользоваться хотя бы их кадрами для создания группы, не увенчались
успехом. Брать же непроверенных людей было рискованно.